Сначала здесь было не очень радостно. Кладбища вообще не располагают к веселью, если только вы не гот, эмо или иная нечисть. Простите, я со всей политкорректностью, я никого не хотел обидеть! Тут и так все плачут. Кладут гробы в землю – плачут. Цветы красивые. носят – плачут. Конфетами разбрасываются и тоже плачут. Плачут еще те, кто цветы ворует. Приносят бутылки тайком, даже я не всегда могу отследить, как прокрались, пьют и плачут. Потом нет, чтобы бутылки убрать, – так они цветами занюхают, конфетами разбросанными заедят – я знаю, обертки ж вижу, – и плачут. Воют, прямо. Даже больше, чем те, что хоронят.
Мое мнение – надо ко всему относиться философски. Смерть – естественное продолжение жизни, кому-то везет раньше, кому-то позже. Кому-то приходится помучаться, чтобы повезло. Вон попы нашему приходу все время об этом вещают, но народ же приходит по-быстрому отмолиться, откреститься и дальше цветами занюхивать. Да, а крадут чаще всего те, кто на другие могилы приносит. На одни приносят, с других крадут. Недавно барышня была с родителями, я как раз аккурат рядом оказался и из-за яблони все слышал: цветы принесли, а конфеты забыли. Так барышня говорит, мол, ничего, сейчас я вон с той могилы возьму. И подошла прямо аккурат к яблоне, только с другой стороны гранитной плиты на могиле, прямо рядышком, не постеснялась! Пригоршню с могилы цапнула и обратно зашуровала.
Не то чтобы мне жалко, но эта могила – особо красивая, плита на ней такая монументальная и грозный орел выгравирован. Она мне сразу по сердцу пришлась, когда я ее увидел в первый раз. И как-то так повелось, что стал я приглядывать за ней, кто приходит, что несёт. Ходили много сначала, потом забросили, так я иногда листочки опавшие с нее обдуваю на утреннем обходе. Так вот не конфет мне жалко, а отношения. Жизнь почитают, а смерть, значит, не нужно? Я тогда хотел оскорбиться, да потом что уж с них взять? Ну, это еще не самый вопиющий случай был, я расскажу сейчас.
Ничего не хочу сказать о здешних плохого, сплетни дело бабское. Мужики тоже иные сплетничают, конечно, и попы тоже. Для этого за приход заходят на задний двор, опять-же среди деревьев кладбищенских гуляют и пошли языками чесать. С деревьев после этого листья рано опадают и яблоки все червивые, такое слышится иной раз. И не стесняются же никого. Волонтерка пробегала мимо скоренько отмыть деньги с души, они и голос-то не снизили. В прошлом месяце присели даже на плиту эту гранитную, где орел красивый. Прямо своими, так сказать, святыми задницами на орла и грохнули. Я хоть и видел, а субординация помешала их одернуть, за что до сих пор стыдно, верите? Обсуждали в запале, как им одна прихожанка свои игры с мужниным другом и его сестрой описывала. Каялась, мучалась. Потом опять грешить пошла, конечно, но попам зато на целую неделю красные физиономии и выпученные глаза обеспечила. Ждали они продолжения банкета, что придет и дорасскажет, да видно не дождались. Но почему все это на могиле надо было обсуждать, я понимать отказываюсь. У них машины такие, в одну пять попов влезет, и это не самых тощих. Вот сидели бы в них. Нет, пришли и на эту самую могилу взгромоздились. На красивую.
Красота, – она ведь во всем, знаете? Она в листочках и травинках, и яблочко каждое бочком блестит то красным, то желтым, красуется. И люди красивые, когда изнутри улыбками светятся. Вот красивыми девушками же вы тоже восхищаетесь? Грудями их нежными, изгибами там всеми что ни на есть, что гладенькие и румяненькие. Пардон, отвлекся. Так вот и могилы красивые быть могут, между прочим! И им тоже не грех порадоваться. Тем же попам и приходу нашему могилы эти солидности добавляют – не просто каменная коробка в городе, а церковь в поле, со своей территорией, кладбищем, задним двором, штатом. Сейчас поменьше попов стало, конечно, и штата поубавилось, как я наблюдаю. Мое-то дело маленькое и обязанностей кот наплакал, но наблюдать-то никто не возбранял.
Могила-то это, кстати, красивая, да чуть с изъяном. Никто не заметил, а я вот точно видел, что положили-то плиту кривенько. Совсем криво даже. И осталась там небольшая такая проеминка между ямой и плитой, чуть заметная. Я всегда за порядок был, и глаз у меня наметанный, поэтому я сразу заметил, еще когда клали. Но вмешаться было уже совсем немыслимо, рыдали там человек восемь, а остальные не знали, что и делать с ними, бегали от одного к другому, чтобы те под плиту-то не бросились. Так и оставили кособоко ее положенную. Ну, да она все равно ладная, орел особо.
На той неделе приходила парочка, целовались под яблоней. Ну, молодёжь, не будешь же их шугать, я скромно так сделал вид, что и не заметил ничего. Яблоня шуршала, закат краснел, а парочка до полуночи так ни слова друг другу и не сказала, всё были заняты. Нет, если бы что нескромное совсем, то я бы вмешался, все-таки святое место, храм и прочее. Но они только в слюнях все измазались и потом счастливые ушли. Не ревели даже. Пусть их, да?
Сегодня с утра с яблони яблочки собрали. Попы прислали то ли внучку чью-то, то ли любовницу, по возрасту не разберешь, так она в корзинку для просвирок яблочки над могилой собрала, спасибо, что и те забрала, что на могилу попадали, я и проглядел. Прямо на орле лежали, не изящно. Листочки попадавшие не убрала, но я сдул, теперь красиво снова. Днем было пусто, без историй, народ на работе, выходные только завтра. Завтра тут не повернуться, снова будет вой и рев и конфеты разбросанные… Повеселее, в общем. Сейчас вот вечерком трое приходили, два мужика и жещина с ними. Гуляли, между прочим. Вот что не так часто бывает, так это чтобы просто и мирно гуляли, без воровства цветов и конфет, и даже без бутылок или иного похабства. Удивительно даже, наверное. Подошли к этой могиле моей облюбованной и тоже давай восхищаться вслух, мол, большая какая и даже с орлом. Смеялись чего-то, но женщина вдруг даже погладила ее и по камню постучала. Мне показалось это подозрительным, вдруг, думаю, удумали сокровища искать. И такие тут бывали, уж поверьте. В прошлом году разрыли аж две могилы по соседству, свежие. На них плиты положить не успели, вот туфлями-то мародеры и разжились. Хоть бы зарыли… Но эти нет, посмеялись так без определенных действий и утопали. Вон, через калитку выходят. И верно, к ночи дело ведь…
Смотрю, ишь ты, возвращаются! Лопат нет с ними? Нет, вроде, чего ж идут? Как-то неуютно, что опять идут. Неужели к могиле этой снова? Точно, приближаются, одеяло какое-то тащат, чемоданчик. Пикник, что ли, хотят? Кладут одеяло на могилу, прямо на орла, и женщина уселась сверху! Ну, это знаете! Пикник на этой могиле никто не устраивал пока что, нужно срочно что-то делать, как вмешаться аккуратно?
Батюшки светы! Женщина-то без исподнего! Ноги-то свои раскинула, бесстыжая, вот и видно. А эти-то двое, сверху лезут! Штаны-то свои поскидывали, торчки свои давай ей предлагать по-всякому. А она-то хохочет, ноги шире расставляет, рот открыла и облизывается, торчки-то их жадно так схватила, глаза у ней горят прямо, даром что темень уже дремучая. И трет их, и слюной все вымазала, одеяло под ней уж мокрое. И все это на красивой гранитной плите с орлом-то моим ненаглядным! Тут уж я не вытерпел, показался из-за яблони, вид грозный принял и собрался их отчитать сурово.
А они хоть бы что! Мужики-то торчки свои подзагнали уже в свободные места, и трудятся над ней, аж пыхтят. Стонут все трое, все пуще и пуще, и хоть бы хны им. Я даже помедлил немного… Тут женщина вдруг одного повалила, и ну на нем скакать! Второй сзали пристроился, и совсем уж непотребщина началась, я сроду такого не видывал. Не то, чтобы засмотрелся, но не успел прямо вмешаться. Женщина скачет на одном, второй сзади на ней, все с пылу с жару, аж яблоня заколыхалась. И чувствую тут, плита поддается. Проеминка-то закрываться начала, видно, дожди подмыли землю немного, и плите той совсем немного надо было. А тут эти втроем! Непорядок думаю, надо точно вмешиваться, таки могилу развалят.
Подался я вперед, засвистел, заухал, костями загремел. Женщина скачет, этот ее жарит, сверху который, им вообще небо в звездах. Мужик, снизу-то который на спине, тот сразу меня засек, глаза вытаращил, волосы у него защевелились, а сказать не может ничего, видно, в угаре весь. Женщина скачет, плита дрожит, все стонут, я свищу… И тут плита аккуратно так встала на место, я даже звон такой успел услышать только….
Потом уж не помню ничего.
Скажу Вам, светлейший Архангел, не так я все это представлял, рассчитывал все же на приличный, так сказать, конец. Тьфу-ты, и звучит-то теперь даже неудобно… Как звать-то меня? Павел Орлов, а по батюшке и не упомню уж… А… эти то, не знает ли светлейший, приходят еще на мою могилку? Просто так интресуюсь, без подробностей….
